August 5th, 2004

night_sacrifice: (Default)
Thursday, August 5th, 2004 08:37
 
Полная версия, с самого начала.

                  А ТЕПЕРЬ ОКОНЧАНИЕ
    Сколько нужно молодым идиотам для абсолютного счастья? Да ничего не нужно! Ловить рыбу, жарить ее на прутиках, говорить и ржать до утра. Можно что-нибудь вкусненькое на кухне накатить, хозяйственной Светой приготовленное, вытряхнуть Маленькую из раскладушки с криком:
  - Жрать будешь?
А потом весь день засыпать на работе и ждать нового вечера. И думать, что нам еще хватит времени на все. К чертям комендантский час, спать вредно, особенно по ночам. Светка, не выдержав такого ритма, переезжает в командирскую палатку, к Жоре под бок.
  Приехала еще одна бригада, спокойная такая, деловитая, настоящие сибиряки. На фоне наших, скандально-итальянских, просто оплот стабильности. От их помощницы мы и услышали ту лав стори, от повторения которой нас пыталось застраховать руководство.
  В прошлом сезоне студентка с Семипалатинского техникума и экспедиционный техник обнаружили, что жить друг без друга не могут. Они вместе по ночам считали журналы, а в свободное время ходили слипшиеся, как мармеладные медвежата. Практика кончилась. Любовь осталась. И девушка, под Новый год, бросила все, купила билет до Новосибирска, и с замиранием сердца пришла по заснеженным улицам, со всем приданным, в общагу. Сюрпрайз!!! Ей там, конечно, обрадовались, но там не было Его. И все, к кому она обращалась, опускали глазки и плели что-то невразумительное. А он, оказывается, женился. Медовый месяц… И весь праздник Новый год обитатели общаги прятали острые предметы, димедрол и уксус.
 
  Перебирая рюкзак, нахожу в нем, на самом дне, бутылек «Москито», пачку болгарских сигарет и подарки от братца. А я расстраивалась, что никто обо мне не помнит. В моих теплых вещах старательно зарыты колода карт и детская дудочка, издающая нечеловеческие звуки. Идет дождь, а мы сидим, гадаем на картах и дудим, пока слабонервные не заваливают нам палатку.
  На утренней связи приходит радиограмма. Бригаду Малютина перебрасывают на Север, в Стрежевой. Все молча расходятся по своим норкам, и над лагерем повисает мертвая  тишина. Потом к нам приходит Малютин.
  - У нас не хватает одного человека, - говорит он, не поднимая глаз, - я могу взять любого из вас, подумайте и подходите.
Мы думаем, и к Малютину уходит наш замученный соплями киргизенок. На Севере, у него, кстати, проходит аллергия, и он привозит домой ящик великолепной клюквы, которой и угощает нас, на обратном пути, в бревенчатой экспедиционной общаге.
  Лагерь готовится к прощальному банкету. Я, поджидая нашу машину, выхожу к броду. Там Маленькая, подоткнув подол, насколько это применительно к брезентовой робе, моет машину Шмакова. Шмаков – самый крутой водила экспедиции, обхаживает Ольгу уже давно.
  - Будешь со мной жить, - говорит он ей, - будет у тебя все!
Все у него действительно есть. За водительским сидением он прячет целый склад полезных и вкусный вещей, начиная с аккуратно уложенных инструментов, и кончая домашними солеными огурчиками. Маленькая на его предложения морщится, но что-то в нем ее гипнотизирует. Я дергаю Ольгу за штанину, кивая в сторону дороги, но она, как зомби, водит тряпкой по идеально чистой машине.
  - Расслабься, егоза! – Шмаков протягивает мне из кабины налитые полстакана.
И я, не подозревая подвоха, лихо глотаю. Ни вдохнуть… ни выдохнуть…Чистый спирт.
  - На, закуси курятиной, - смеется Маленькая, прикуривая мне сигарету.
На всех парах подлетает Леха, и я запрыгивая в кузов, тяну с собой Ольгу.
  - Держите зубы, - орут нам.
Да, ездить в кузове стоя, вцепившись в «полубудку», по сибирским дорогам, это вам не мелочь по карманам тырить. А время сжимается, сворачивается, подкатывает комком к горлу.
  Банкет хорош, но не всем до него есть дело. Постепенно лагерь погружается в туман, встающий от реки, голоса звучат, как с другой планеты, и в двух шагах уже ничего не видно. Мира нет, есть только Гришкина палатка, и по ее крыше стучит, как крупный дождь, осыпающаяся спелая черемуха.
  Утром, на месте соседских палаток, только вытоптанные квадраты с пожухлой травой. Машина загружена, осталось собрать всякую мелочь.
  - Когда кто-то уезжает, особенно малютинцы, надо сидеть на своих шурушках, а то потом до фига чего не досчитаетесь, - наставляет нас опытный бригадир Иванов.
И Света, как клуша, бросается сторожить ящики с посудой. Я топлю в кружке с чаем осу, она сопротивляется, пытаясь вылезти из кипятка. Машина трогается, все выбегают вслед, махать и кричать. Оса упорно не хочет дохнуть. Постепенно общее внимание переключается на меня. Пипл хочут шоу. Я буду плакать?
  Я выплескиваю чай с осой в костер и твердым шагом иду собираться на работу. Ну, знаю я теперь, где эта хренова полярная звезда. Жизнь продолжается!
night_sacrifice: (Default)
Thursday, August 5th, 2004 08:37
 
Полная версия, с самого начала.

                  А ТЕПЕРЬ ОКОНЧАНИЕ
    Сколько нужно молодым идиотам для абсолютного счастья? Да ничего не нужно! Ловить рыбу, жарить ее на прутиках, говорить и ржать до утра. Можно что-нибудь вкусненькое на кухне накатить, хозяйственной Светой приготовленное, вытряхнуть Маленькую из раскладушки с криком:
  - Жрать будешь?
А потом весь день засыпать на работе и ждать нового вечера. И думать, что нам еще хватит времени на все. К чертям комендантский час, спать вредно, особенно по ночам. Светка, не выдержав такого ритма, переезжает в командирскую палатку, к Жоре под бок.
  Приехала еще одна бригада, спокойная такая, деловитая, настоящие сибиряки. На фоне наших, скандально-итальянских, просто оплот стабильности. От их помощницы мы и услышали ту лав стори, от повторения которой нас пыталось застраховать руководство.
  В прошлом сезоне студентка с Семипалатинского техникума и экспедиционный техник обнаружили, что жить друг без друга не могут. Они вместе по ночам считали журналы, а в свободное время ходили слипшиеся, как мармеладные медвежата. Практика кончилась. Любовь осталась. И девушка, под Новый год, бросила все, купила билет до Новосибирска, и с замиранием сердца пришла по заснеженным улицам, со всем приданным, в общагу. Сюрпрайз!!! Ей там, конечно, обрадовались, но там не было Его. И все, к кому она обращалась, опускали глазки и плели что-то невразумительное. А он, оказывается, женился. Медовый месяц… И весь праздник Новый год обитатели общаги прятали острые предметы, димедрол и уксус.
 
  Перебирая рюкзак, нахожу в нем, на самом дне, бутылек «Москито», пачку болгарских сигарет и подарки от братца. А я расстраивалась, что никто обо мне не помнит. В моих теплых вещах старательно зарыты колода карт и детская дудочка, издающая нечеловеческие звуки. Идет дождь, а мы сидим, гадаем на картах и дудим, пока слабонервные не заваливают нам палатку.
  На утренней связи приходит радиограмма. Бригаду Малютина перебрасывают на Север, в Стрежевой. Все молча расходятся по своим норкам, и над лагерем повисает мертвая  тишина. Потом к нам приходит Малютин.
  - У нас не хватает одного человека, - говорит он, не поднимая глаз, - я могу взять любого из вас, подумайте и подходите.
Мы думаем, и к Малютину уходит наш замученный соплями киргизенок. На Севере, у него, кстати, проходит аллергия, и он привозит домой ящик великолепной клюквы, которой и угощает нас, на обратном пути, в бревенчатой экспедиционной общаге.
  Лагерь готовится к прощальному банкету. Я, поджидая нашу машину, выхожу к броду. Там Маленькая, подоткнув подол, насколько это применительно к брезентовой робе, моет машину Шмакова. Шмаков – самый крутой водила экспедиции, обхаживает Ольгу уже давно.
  - Будешь со мной жить, - говорит он ей, - будет у тебя все!
Все у него действительно есть. За водительским сидением он прячет целый склад полезных и вкусный вещей, начиная с аккуратно уложенных инструментов, и кончая домашними солеными огурчиками. Маленькая на его предложения морщится, но что-то в нем ее гипнотизирует. Я дергаю Ольгу за штанину, кивая в сторону дороги, но она, как зомби, водит тряпкой по идеально чистой машине.
  - Расслабься, егоза! – Шмаков протягивает мне из кабины налитые полстакана.
И я, не подозревая подвоха, лихо глотаю. Ни вдохнуть… ни выдохнуть…Чистый спирт.
  - На, закуси курятиной, - смеется Маленькая, прикуривая мне сигарету.
На всех парах подлетает Леха, и я запрыгивая в кузов, тяну с собой Ольгу.
  - Держите зубы, - орут нам.
Да, ездить в кузове стоя, вцепившись в «полубудку», по сибирским дорогам, это вам не мелочь по карманам тырить. А время сжимается, сворачивается, подкатывает комком к горлу.
  Банкет хорош, но не всем до него есть дело. Постепенно лагерь погружается в туман, встающий от реки, голоса звучат, как с другой планеты, и в двух шагах уже ничего не видно. Мира нет, есть только Гришкина палатка, и по ее крыше стучит, как крупный дождь, осыпающаяся спелая черемуха.
  Утром, на месте соседских палаток, только вытоптанные квадраты с пожухлой травой. Машина загружена, осталось собрать всякую мелочь.
  - Когда кто-то уезжает, особенно малютинцы, надо сидеть на своих шурушках, а то потом до фига чего не досчитаетесь, - наставляет нас опытный бригадир Иванов.
И Света, как клуша, бросается сторожить ящики с посудой. Я топлю в кружке с чаем осу, она сопротивляется, пытаясь вылезти из кипятка. Машина трогается, все выбегают вслед, махать и кричать. Оса упорно не хочет дохнуть. Постепенно общее внимание переключается на меня. Пипл хочут шоу. Я буду плакать?
  Я выплескиваю чай с осой в костер и твердым шагом иду собираться на работу. Ну, знаю я теперь, где эта хренова полярная звезда. Жизнь продолжается!