(no subject)

    Очередное продолжение.
    Соседняя бригада задирается постоянно, больше всех старается «особо опасный». Его цыганский темперамент вгоняет нас в краску.
  - Кто будет плохо работать, отдам соседям в рабство!- пугал нас Жора. И мы боялись.
  - Пошли рыбу ловить! – звали нас каждый вечер. А мы боялись.
      Как-то раз я заметила странные манипуляции нашего шофера, Лехи. Берет он, значит, кружку, высыпает туда пачку чая со слоником…
  - Ле-е-еха! – говорю я, крутясь вокруг него, как кошка возле сметаны, - А че это ты?
  - Изжога, - отвечает Леха, ставя кружку в костер, - только так и спасаюсь.
  - Ле-е-еха! Представляешь, а у меня тоже изжога…
  - Да они нормальные пацаны, - рассказывает он мне после сеанса борьбы с изжогой, - Я с ними всю весну пахал. Бригадир только, Малютин, психованный немного, вот, смотри...
На жилистой Лехиной руке круглые розовые шрамы. Я таращу на них глаза, силясь понять.
  - Бычки! – смеется Леха, - Бычки он об меня тушил.
  Потом малютинцы празднуют завершение месяца. У нас, к тому времени было уже две палатки, командирская – большая и красивая, и двухместный собачник для прекрасных дам. Дам было трое, но три раскладушки тик в тик становятся рядом в двухместку. На соседской половине поляны дым коромыслом, а мы укладываемся спать. Комендантский час, завтра рано вставать. Светка прячет в изголовье топор. Маленькая спрашивает у меня:
  - Ты проснешься, если я тебе в ухо заору А-А-А-А-А-А!?
  Но ночью спокойно, а утром все уезжают по домам, оставив только своего бесноватого бригадира. Который увязывается с Лехой забирать нас с работы. И на мое несчастье, места мне в кабине не остается, кроме как у Малютина на коленях. Сижу всю дорогу, не дыша, и стараюсь не смотреть на его руку с сигаретой. Ужинать он, разумеется, тоже остается у нас. А после ужина все быстренько разбегаются по палаткам, оставляя меня наедине с грязной посудой и Малютиным. Ладно, ситуация не новая, бросали меня под танки и раньше, но с домашними мальчиками, и где-нить рядом всегда были предки, преподы, в общем, ответственные лица. Малютин ждет, как удав, совершенно уверенный в финале. А что я могу сделать? Визжать? Никто не выйдет. В лес чухнуть? Так здесь вам не тут. Где, бишь, эта полярная звезда? А мох с какой стороны растет, ночью? Найдут дня через три мой сиреневый трупик с выпученными глазиками в темном овраге.
  «А злодей то не шутит…» Железная рука берет меня за локоть.
  - Ой, - пищу я, отбрыкиваясь, - Малютин, ты такой небритый!
  - Ну я же не знал, - оправдывается он, разводя руками - у меня и станка с собой нет, вот приедет мой помощник, я у него возьму.
  - Вот возьмешь, тогда и приходи, - воспользовавшись случаем, я уже сижу в своей палатке и, сопя, вытаскиваю из под Светки топор. Утро, как всегда, солнечно и безмятежно, кошмар забылся, Малютин не заходит.
  Через пару дней приезжает посвежевшая бригада. С пивом. И нас, очень даже чинно, приглашают к столу. И все весело и замечательно, пока не приходит, слегка покачиваясь, мрачный небритый Малютин.
  - Гриш, я у тебя станок возьму, - странным голосом говорит он и уходит в палатку, как привидение.
А я, офонарев от этого ужаса, смотрю квадратными глазами, форматом со спичечный коробок, в Гришины. Зеленые. Бездонные. Цыганские. Бывают в жизни такие моменты, когда ничего еще не случилось, а уже знаешь, чем все кончится. Я буду плакать?
  Чисто выбритого Малютина грузят в машину, и Леха увозит его в деревню, по бабам. В знак протеста тот успевает раскидать по окрестным кустам ящик пива. И две бригады увлеченно лазят в зарослях, собирая бутылки, как грибы. Праздник удался.

(no subject)

    Очередное продолжение.
    Соседняя бригада задирается постоянно, больше всех старается «особо опасный». Его цыганский темперамент вгоняет нас в краску.
  - Кто будет плохо работать, отдам соседям в рабство!- пугал нас Жора. И мы боялись.
  - Пошли рыбу ловить! – звали нас каждый вечер. А мы боялись.
      Как-то раз я заметила странные манипуляции нашего шофера, Лехи. Берет он, значит, кружку, высыпает туда пачку чая со слоником…
  - Ле-е-еха! – говорю я, крутясь вокруг него, как кошка возле сметаны, - А че это ты?
  - Изжога, - отвечает Леха, ставя кружку в костер, - только так и спасаюсь.
  - Ле-е-еха! Представляешь, а у меня тоже изжога…
  - Да они нормальные пацаны, - рассказывает он мне после сеанса борьбы с изжогой, - Я с ними всю весну пахал. Бригадир только, Малютин, психованный немного, вот, смотри...
На жилистой Лехиной руке круглые розовые шрамы. Я таращу на них глаза, силясь понять.
  - Бычки! – смеется Леха, - Бычки он об меня тушил.
  Потом малютинцы празднуют завершение месяца. У нас, к тому времени было уже две палатки, командирская – большая и красивая, и двухместный собачник для прекрасных дам. Дам было трое, но три раскладушки тик в тик становятся рядом в двухместку. На соседской половине поляны дым коромыслом, а мы укладываемся спать. Комендантский час, завтра рано вставать. Светка прячет в изголовье топор. Маленькая спрашивает у меня:
  - Ты проснешься, если я тебе в ухо заору А-А-А-А-А-А!?
  Но ночью спокойно, а утром все уезжают по домам, оставив только своего бесноватого бригадира. Который увязывается с Лехой забирать нас с работы. И на мое несчастье, места мне в кабине не остается, кроме как у Малютина на коленях. Сижу всю дорогу, не дыша, и стараюсь не смотреть на его руку с сигаретой. Ужинать он, разумеется, тоже остается у нас. А после ужина все быстренько разбегаются по палаткам, оставляя меня наедине с грязной посудой и Малютиным. Ладно, ситуация не новая, бросали меня под танки и раньше, но с домашними мальчиками, и где-нить рядом всегда были предки, преподы, в общем, ответственные лица. Малютин ждет, как удав, совершенно уверенный в финале. А что я могу сделать? Визжать? Никто не выйдет. В лес чухнуть? Так здесь вам не тут. Где, бишь, эта полярная звезда? А мох с какой стороны растет, ночью? Найдут дня через три мой сиреневый трупик с выпученными глазиками в темном овраге.
  «А злодей то не шутит…» Железная рука берет меня за локоть.
  - Ой, - пищу я, отбрыкиваясь, - Малютин, ты такой небритый!
  - Ну я же не знал, - оправдывается он, разводя руками - у меня и станка с собой нет, вот приедет мой помощник, я у него возьму.
  - Вот возьмешь, тогда и приходи, - воспользовавшись случаем, я уже сижу в своей палатке и, сопя, вытаскиваю из под Светки топор. Утро, как всегда, солнечно и безмятежно, кошмар забылся, Малютин не заходит.
  Через пару дней приезжает посвежевшая бригада. С пивом. И нас, очень даже чинно, приглашают к столу. И все весело и замечательно, пока не приходит, слегка покачиваясь, мрачный небритый Малютин.
  - Гриш, я у тебя станок возьму, - странным голосом говорит он и уходит в палатку, как привидение.
А я, офонарев от этого ужаса, смотрю квадратными глазами, форматом со спичечный коробок, в Гришины. Зеленые. Бездонные. Цыганские. Бывают в жизни такие моменты, когда ничего еще не случилось, а уже знаешь, чем все кончится. Я буду плакать?
  Чисто выбритого Малютина грузят в машину, и Леха увозит его в деревню, по бабам. В знак протеста тот успевает раскидать по окрестным кустам ящик пива. И две бригады увлеченно лазят в зарослях, собирая бутылки, как грибы. Праздник удался.