(no subject)

   

            ПРОДОЛЖЕНИЕ.
      К сожалению, это не стало нашей победой. Яму себе прогульщики и разгильдяи роют сами. Хвостов у меня в то лето был вагон и маленькая тележка, надо было оставаться в городе, отвечать. Мир треснул, отрезав от участия в авантюре ее главных героев. И вот я сижу на подоконнике, уже отдельно, отрешенно наблюдая, как «сибиряки» вертят в руках синюю болгарскую мазилку от комаров с экзотическим названием «Москито». Бутылек переходит в руки Маленькой…Возможно, мне только показалось, что она засмеялась в мой адрес. Вспышка справа! И рука уже сжимает выхваченное синее чудо. Запах гвоздики сносит ослабленный чердак.
    - «Мескалито»?! Не радуйтесь! Я еду!!!
    На прощанье мы с Равой и Оскаром пошли играть в индейцев. Оскар никуда не ехал, он косил от сессии в нейроотделении Республиканской больницы. А Раву не отпускала мамочка. Трубка мира была, как всегда, великолепна, костерок отлично замаскирован, а жуткие истории про Алмасты (местных йети) пробивали до холодных мурашек.
    Дома царил бардак, предки расходились, и им ни до чего иного не было дела. На мои жалкие попытки попрощаться они только пожимали плечами и отводили усталые глаза. Денег, оставшихся от покупки билета, хватило на приобретение ядовито-оранжевого ушастого рюкзака и трех бутылок «Токайского». Вечером зашла любимая соседка с вывихнутой ножкой, мы взяли большую рюмку, чтобы не хлыкать с горла и поехали провожать меня на вокзал.
    На перроне толпилась непроходимая масса из безутешных родственников, девушек и женихов. Мы с Равой и соседкой сидели на перилах моста и плевали на рельсы. Потом проводили соседку до такси, а я пошла к своим. Через толпу за мной продиралась растрепанная женщина.
    - Так вот ты кака-а-ая! – вопит она пронзительным голосом, сдавленная со всех сторон биомассой  - А я-то думаю, что это у меня сын дома не ночу-у-ует!
Она чудом не дотягивается, чтобы вцепиться мне в волосы, а вокруг уже сжимаются болельщики. Я иду, растягивая руками пустое пространство впереди себя. В глазах подозрительно щекотно. Кто-то восторженно орет мне в ухо:
    - Это еще ничего, Серегу Маковского она вообще зонтиком отоварила!
    Истерика подкатывала одновременно с вагоном, но я успела войти в купе с невозмутимым видом. Там Жорина мама утирала мне сопли, а солидный жених Маленькой срочно-срочно наливал сто грамм. И от этой жалости чужих близких темнота прошла, веревочки лопнули и накатил пароксизм свободы. Так что, выпив налитое и посвистев из окна в четыре пальца, можно было дальше жить, причем регулярно.
    В Новосибирск поезд приходит глухой ночью. Нормальные люди стали сразу скидываться на ресторан, а мои собрались в зоопарк. Ну, не видели дети никогда зоопарков, только заезжие зверинцы, где зимой под брюхом у слона горит для сугрева костер. Денег у меня все равно не было, поэтому шипеть и плеваться бесполезно. До открытия ZOO бродили по рассветному городу. Пошли по мосту через Обь. Устали идти, а другого берега все не было, обернулись, ужаснулись, поплелись дальше.
    Вечером пили в бревенчатой пустой общаге мерзкое алжирское винище с осадком, похожим на толченое стекло. Утром выписали на складе все, что положено стандартному геодезисту: спальники, матрасы-надувастики и болотные сапоги на три размера больше. Вокзал, электричка, вот и весь Новосибирск. А дальше было - «Снизу цЕмент, сверху дым – это город Искитим».
    Играем дальше?

(no subject)

   

            ПРОДОЛЖЕНИЕ.
      К сожалению, это не стало нашей победой. Яму себе прогульщики и разгильдяи роют сами. Хвостов у меня в то лето был вагон и маленькая тележка, надо было оставаться в городе, отвечать. Мир треснул, отрезав от участия в авантюре ее главных героев. И вот я сижу на подоконнике, уже отдельно, отрешенно наблюдая, как «сибиряки» вертят в руках синюю болгарскую мазилку от комаров с экзотическим названием «Москито». Бутылек переходит в руки Маленькой…Возможно, мне только показалось, что она засмеялась в мой адрес. Вспышка справа! И рука уже сжимает выхваченное синее чудо. Запах гвоздики сносит ослабленный чердак.
    - «Мескалито»?! Не радуйтесь! Я еду!!!
    На прощанье мы с Равой и Оскаром пошли играть в индейцев. Оскар никуда не ехал, он косил от сессии в нейроотделении Республиканской больницы. А Раву не отпускала мамочка. Трубка мира была, как всегда, великолепна, костерок отлично замаскирован, а жуткие истории про Алмасты (местных йети) пробивали до холодных мурашек.
    Дома царил бардак, предки расходились, и им ни до чего иного не было дела. На мои жалкие попытки попрощаться они только пожимали плечами и отводили усталые глаза. Денег, оставшихся от покупки билета, хватило на приобретение ядовито-оранжевого ушастого рюкзака и трех бутылок «Токайского». Вечером зашла любимая соседка с вывихнутой ножкой, мы взяли большую рюмку, чтобы не хлыкать с горла и поехали провожать меня на вокзал.
    На перроне толпилась непроходимая масса из безутешных родственников, девушек и женихов. Мы с Равой и соседкой сидели на перилах моста и плевали на рельсы. Потом проводили соседку до такси, а я пошла к своим. Через толпу за мной продиралась растрепанная женщина.
    - Так вот ты кака-а-ая! – вопит она пронзительным голосом, сдавленная со всех сторон биомассой  - А я-то думаю, что это у меня сын дома не ночу-у-ует!
Она чудом не дотягивается, чтобы вцепиться мне в волосы, а вокруг уже сжимаются болельщики. Я иду, растягивая руками пустое пространство впереди себя. В глазах подозрительно щекотно. Кто-то восторженно орет мне в ухо:
    - Это еще ничего, Серегу Маковского она вообще зонтиком отоварила!
    Истерика подкатывала одновременно с вагоном, но я успела войти в купе с невозмутимым видом. Там Жорина мама утирала мне сопли, а солидный жених Маленькой срочно-срочно наливал сто грамм. И от этой жалости чужих близких темнота прошла, веревочки лопнули и накатил пароксизм свободы. Так что, выпив налитое и посвистев из окна в четыре пальца, можно было дальше жить, причем регулярно.
    В Новосибирск поезд приходит глухой ночью. Нормальные люди стали сразу скидываться на ресторан, а мои собрались в зоопарк. Ну, не видели дети никогда зоопарков, только заезжие зверинцы, где зимой под брюхом у слона горит для сугрева костер. Денег у меня все равно не было, поэтому шипеть и плеваться бесполезно. До открытия ZOO бродили по рассветному городу. Пошли по мосту через Обь. Устали идти, а другого берега все не было, обернулись, ужаснулись, поплелись дальше.
    Вечером пили в бревенчатой пустой общаге мерзкое алжирское винище с осадком, похожим на толченое стекло. Утром выписали на складе все, что положено стандартному геодезисту: спальники, матрасы-надувастики и болотные сапоги на три размера больше. Вокзал, электричка, вот и весь Новосибирск. А дальше было - «Снизу цЕмент, сверху дым – это город Искитим».
    Играем дальше?

(no subject)

  А можно еще в продукты играть! Только игра эта смертельно жестокая, особенно если у вас под боком свежезагруженный холодильник. А в мире не существует ни одного законченного натюрморта, на котором написано холодное пиво с горячими креветками. И вообще, «…самое лучшее сало – это колбаса, а самая лучшая колбаса – это чулок с деньгами!»

(no subject)

  А можно еще в продукты играть! Только игра эта смертельно жестокая, особенно если у вас под боком свежезагруженный холодильник. А в мире не существует ни одного законченного натюрморта, на котором написано холодное пиво с горячими креветками. И вообще, «…самое лучшее сало – это колбаса, а самая лучшая колбаса – это чулок с деньгами!»